Ссылка для цитирования: Вартанова Е.Л. Изучение социального конфликта и медиа: столкновение нормативных подходов // Меди@льманах. 2023. № 6 (119). С. 8−14. DOI: 10.30547/mediaalmanah.6.2023.814
УДК 316.48:070.15
DOI: 10.30547/mediaalmanah.6.2023.814
EDN: CMDDWO
© Вартанова Елена Леонидовна
академик РАО, профессор, доктор филологических наук, декан факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, заведующая кафедрой теории и экономики СМИ факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), eva@smi.msu.ru
Современные конфликты, о которых сообщают СМИ и цифровая медиакоммуникационная среда, стали важной частью информационной повестки дня. Медиарепрезентации конфликта становятся не только источником социально значимой информации, необходимой для ориентации аудитории в окружающем мире, но и составной частью общественной жизни, зачастую определяющей настроения и психологическое состояние аудитории, средой, влияющей на развитие самого конфликта, противоречивым пространством, структурирующим формы коммуникативного взаимодействия людей в реальной жизни (Смирнова, Шкондин, 2021; Вартанова 2021).
Наработанные в ХХ в. теоретические положения о конфликте и его влиянии на медиа сегодня усложняются, поскольку выявляются новые характеристики общественных процессов: неопределенность социального развития, особенно на глобальном уровне, комплексность и многовекторность общественной жизни, цифровизация медиа. Представляется при этом, что во взаимовлиянии, взаимодействии конфликта и медиа, и, следовательно, в технологиях медиарепрезентирования конфликта, была изначально скрыта значимая проблема, определявшаяся различными нормативными и даже противоречившими друг другу теоретическими подходами к данным явлениям в двух исследовательских областях – конфликтологии и медиаисследованиях.
Что такое конфликт в социальных науках? В начале формирования конфликтологии как отдельной научной области в ХХ в., понятие «конфликт» рассматривалось как неотъемлемая часть общественной жизни, а озникновение конфликта представлялось частью объективной реальности. Важным теоретическим представлением оказалась и идея о том, что через разрешение противоречий, скрытых в конфликте, общество двигается вперед, следовательно, стремится непременно преодолеть конфликт, чтобы развиваться дальше (Козер, 2000; Зиммель, 1996; Дарендорф, 1994). Поскольку структура современного общества сложна и противоречива, конфликты возникают на самых разных его уровнях, между самыми разными субъектами, в самых разных формах. Именно это, по сути, определяет продвижение общества вперед, которое, как считали некоторые социологи и политологи, эволюционирует через конфликт (Тилли, 2019).
Однако возникновение и разрешение конфликта, по мнению ряда исследователей, должны приводить к консенсусу, понимаемому не столько как согласие всех со всеми, сколько как общественная привычка к коммуникации, дискуссии, переговорам, компромиссу (Вирт, 2005). Следовательно, формой выхода из конфликта должен быть признан консенсус – как на уровне сторон конфликта, так и на макроуровне, т.е. в обществе.
С такой позиции на конфликт смотрят представители многих социальных наук, которые, рассматривая природу и структуру конфликта, выделяют в качестве неотъемлемых его частей разрешение и урегулирование (Вартанова, 2021). Важно подчеркнуть, что процесс коммуникации в конфликте – это создание медиарепрезентаций, относящихся к уровню не массовой или медиакоммуникации, а групповой/межгрупповой коммуникации конфликтующих сторон, которая и должна привести к завершению конфликта. В рамках этого подхода на перекрестке с коммуникативной лингвистикой возникает лингвоконфликтология – направление исследований, которое изучает речевой конфликт, речевую агрессию в противостоянии нескольких коммуникантов, связанных в одном коммуникативном событии, в особом типе общения – конфликте (Крамкова, 2011: 332; Кара-Мурза, 2020: 18). Поскольку лингвоконфликтология анализирует язык как пространство существования конфликта особого типа – коммуникативно-речевого, она выступает частью конфликтологии.То есть несмотря на то, что язык, происходящие в нем процессы и явления обусловлены социальными и политическими процессами (van Dijk, 2008), он всегда является инструментом создания медиарепрезентаций. При этом в аспекте лингвоконфликтологии он выступает в иной роли – как один из подтипов социального конфликта, требующего разрешения и урегулирования, а не как средство его отображения, освещения. Именно поэтому следует рассматривать лингвоконфликтологию не как часть теоретического дискурса медиа, а, скорее, как часть традиционного конфликтологического дискурса.
Представляется, что нормативный подход к конфликту, предполагающий его неотъемлемость от социального развития и рассматривающий конфликт в целостности – от стадии зарождения, через стадии развития и урегулирования, к стадии разрешения, предполагает осознание значимости самого конфликта и важности всех стадий его существования. При этом позитивный вклад конфликта в социальное развитие связан прежде всего с его разрешением, выходом ситуации на новый уровень.
Иная ситуация просматривается в теории журналистики и медиаисследованиях.
Изучение журналистики, а затем и более широкой сферы массовой коммуникации на протяжении ХХ в. привело к появлению самостоятельной области исследований, которая в отечественном академическом дискурсе еще не получила единого устоявшегося названия, но в глобальный дискурс вошла как медиаисследования (media studies) (Nordenstreng, 2004). В России ее формирование активизировалось сразу после 1990 г., когда новые зарубежные теоретические концепции начали входить в сформировавшуюся в СССР теорию журналистики (Вартанова (ред.), 2019: 36–49).
С этого момента отечественный дискурс вступил в новую фазу развития, в течение которой зарубежные теории журналистики осваивались в концептуальном поле российских исследований медиа, вытесняя традиционные советские нормативные подходы. Уже с 1990 гг. тема социального конфликта, не привлекавшая ранее большого внимания журналистов, оказалось весьма востребована. С одной стороны, множество поводов для вхождения конфликта в информационную повестку СМИ давала сама российская действительность (Проблематика СМИ, 2008), с другой стороны, этого требовали новые подходы к этике и стандартам журналистики, подвергшиеся значительной коррекции под натиском так называемых «универсальных» стандартов, пришедших из глобального академического дискурса (Siebert, Peterson, Schramm, 1963). В этих подходах необходимость постоянной критики правительства, усиление конфликта между властью и избирателями, скандализация и таблоидизация содержания СМИ выходили на первый план (МакКуэйл, 2013).
Подобный дискурс, сформированный десятилетиями доминирования коммерчески ориентированной журналистики и рекламной бизнес-модели в рыночном медиабизнесе, ставил задачи роста аудитории и захвата ее внимания для достижения доходности и прибыльности (de Bens (ed.), 2007). Многие исследователи подчеркивали, что драматические события при их освещении средствами массовой информации всегда создают прекрасный повод для удержания внимания аудитории, особенно когда ей предлагается захватывающее и содержащее конфликт повествование (сторителлинг) (Epstein, 1973; Bennett, 1996). Именно такой подход, вместе с одной из классических ролей западной журналистики – роли «сторожевого пса», усилил значение конфликта как информационной ценности. В результате, конфликт вошел во все современные классификаторы отбора событий для новостей, как зарубежные, так и отечественные, демонстрируя заметное постоянство и сохраняя свои позиции в качестве новостной ценности на рубеже ХХ–ХХI вв. (Лукина, Толоконникова, 2021: 28–29).
Как видим, понимание конфликта в медиаисследованиях тесно связано с коммерческой природой СМИ и идеей расследовательской журналистики, что, в свою очередь, оказывает влияние и на репрезентации конфликтов в массовой культуре и цифровых медиакоммуникациях. Исходя из этого, можно предположить, что, опираясь на понимание конфликта как информационной ценности любой новости и даже любого материала СМИ, журналисты стремятся найти конфликт во всем, чтобы стать профессионально и экономически успешными в выполнении своих редакционных обязанностей.
В сфере массового развлечения, которое тоже формирует значительный информационный поток в медиа (Вартанова, 2022), появление конфликта в сюжете напрямую связано с поиском и предложением широкой аудитории тем и контента, которые потенциально способны вызывать значительный интерес. Стремление авторов сериалов, шоу, компьютерных игр к востребованности и популярности часто реализуется в массовой культуре через репрезентацию конфликтов разного рода – от международных до классовых и межличностных (Ветлужских, Грибан, 2020: 157–158). Упрощая и стереотипизируя конфликты, индустрия массовой культуры не только вносит свой вклад в формирование представлений аудитории о конфликтах, но и отвечает на запрос массовой аудитории, которая, потребляя эстетически тривиальный и поверхностный контент, приносит индустрии содержания заметные доходы (Кожаринова, 2014).
Естественно, что освещение социальных конфликтов в социальных медиа становится еще более сложным явлением. С одной стороны, переход части журналистских функций (информационной, рекреативной) блогерам, т.е. новым авторам-коммуникаторам, которые конкурируют за аудиторию и рекламный доход с журналистами, подчеркивает информационную ценность конфликта в цифровой среде. С другой стороны, анонимность автора, деперсонификация коммуникатора, трансформация его идентичности, характеристик и параметров личностного бытия, некритическое отношение автора к онлайн-информации превращает репрезентации конфликтов в практически бесконтрольный поток субъективных, часто негативных текстов, от которых никто не защищен. Работая на рост трафика и увеличение вовлеченности пользователей, любой автор может выйти за пределы не только профессиональной журналистской, но и общечеловеческой этики, что превращает цифровые медиакоммуникации в наиболее конфликтогенное пространство общественной коммуникации (Орлов, 2019).
По мере усложнения социальной коммуникации под воздействием процесса цифровизации нормативность коммерческих медиа, в которой неразрывно связаны конфликт как информационная ценность, репрезентация конфликта как стратегия достижения коммерческого успеха у широкой аудитории и конфликтогенность онлайн-пространства как естественное проявление особенностей интернет-коммуникации, уходит все дальше от присущего конфликтологии стремления урегулировать конфликт. Именно наиболее сложные стадии конфликта: разгар, развитие, кульминация остаются в центре внимания традиционных (журналисты) и новых (блогеры) коммуникаторов, которые обращают существенно меньше внимания на его урегулирование, затухание, завершение (Лукина, Толоконникова, 2021: 29–32).
Рассматривая противоречащие друг другу «нормативности» конфликтологии и медиаисследований (теории журналистики), попробуем еще больше усложнить наше междисциплинарное поле соображениями, которые проистекают из современного и весьма противоречивого состояния цифровой медиакоммуникационной среды.
Во-первых, все более необходимым становится подтверждение предположения о том, что рост медиапотребления увеличивает возможности медиа влиять на установки и, возможно, поведение аудитории, причем особенно актуально это в сложных ситуациях (пандемия, геополитические конфликты) (Вьюгина, Салихова, Филаткина, 2023).
Во-вторых, теоретическое изучение природы и особенностей репрезентаций конфликта в различных СМИ и на различных цифровых платформах ставит новые задачи в осмыслении медиаэффектов с учетом, с одной стороны, усложнения полисубъектной цифровой медиасреды и, с другой – возрастания роли новых прежде всего технологически детерминированных (рекомендательные системы, искусственный интеллект, большие данные и т.д.) инструментов формирования общественного мнения (Салихова, Вартанов, Гладкова, Дунас, 2022).
В-третьих, ключевой компонентой как самого конфликта, так и его репрезентаций остается коммуникативная и коммуникационная речевые компоненты – как на уровне вовлеченных субъектов, так и за пределами вовлеченных субъектов. Следовательно, лингвистический анализ и медиарепрезентаций, и конфликтного публичного дискурса сегодня является одной из задач анализа социального конфликта. Это именно то предметное поле, которое поможет обогатить современную конфликтологию. Представляется, что при изучении социального конфликта всегда необходимо принимать во внимание его лингвистическую составляющую, которая сама является сложным полем, объединяющим и сам языковой конфликт, речевую агрессию его субъектов, и стилистически конфликтогенные медиарепрезентации, а также конфликтогенные комментарии и высказывания аудитории (Кара-Мурза, 2020). Даже тогда, когда субъекты конфликта сами не стремятся к публичности, лингвистическая составляющая в конфликте присутствует.
В-четвертых, если прежде институционализированные медиа имели барьеры для входа нерелевантной (не соответствующей редакционным стандартам) или просто психологически опасной информации, то полисубъектная цифровая медиакоммуникационная среда эти барьеры сняла и число медиарепрезентаций конфликтов резко выросло. Очевидно, что освещение социального конфликта в медиа может начинаться с традиционных СМИ, которые выбирают его в качестве информационной ценности в процессе формирования повестки дня, что является реализацией классической функции журналистики. Но и обратный процесс не только возможен, но и уже стал реальностью. Выплескиваясь на просторы цифровой медиасреды, конфликт начинает привлекать общественное внимание, переходя из альтернативных повесток блогеров, лидеров общественного мнения, инфлюэнсеров в социально значимую повестку, формируемую журналистами.
В-пятых, на примере создания медиарепрезентаций социального конфликта можно не только рассуждать о расширении социальных функций медиа, но и ставить некоторые новые вопросы в контексте теории медиатизации. Исходя из функций журналистики и социальных медиа при репрезентации конфликта – информирование, включающее анализ, оценку с учетом интерпретации, вовлечение, в том числе и мобилизацию, посредничество, – можно предположить, что традиционные и новые СМИ могут влиять на течение любого социального конфликта. Однако, рассматривая разные его стадии, можно ли выявить специфические функции медиа для разных этапов? Встает и еще один вопрос в связи с пространством конфликта: может ли оно остаться вне процесса медиатизации? Не формируется ли тем самым новая медиазависимость, предполагающая, что возникновение, течение и разрешение конфликта в современных условиях без медиа не происходит?
Исследование выполнено при поддержке Российского научного фонда (проект №22-18-00225).
Вартанова Е.Л. К вопросу о субъектности конфликта в медиакоммуникационной среде // Меди@льманах. 2021. № 3. С. 8–18. DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2021.818
Вартанова Е.Л. Полисубъектность медиасреды и ее потенциальное влияние на социальный конфликт // Меди@льманах. 2022. № 3. С. 8–14. DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2022.814
Ветлужских Д.В., Грибан И.В. Репрезентация современных международных конфликтов в массовой культуре // Вестн. соц.-гуманит. образования и науки. 2020. № 1. С. 152–160.
Вирт Л. Избранные работы по социологии: сб. пер. / пер. с англ. В.Г. Николаева; отв. ред. Л.В. Гирко. М.: ИНИОН, 2005.
Вьюгина Д.М., Салихова Е.А., Филаткина Г.С. Структурные элементы постов новостных каналов в Telegram и ВК // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2023. № 5 (48). С. 22–39. DOI: 10.30547/vestnik. journ.5.2023.2239
Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта // Социологические исследования. 1994. № 5. С. 142–147.
Зиммель Г. Избранное: в 2 т. М.: Юрист, 1996.
Кара-Мурза Е.С. Лингвоконфликтология и конфликты в русском медиапространстве (анализ двойного кейса) // Вестн. Волгоград. гос. ун-та. Сер. 2: Языкознание. 2020. Т. 19. № 1. С. 18–27. DOI: 10.15688/jvolsu2.2020.1.2
Кожаринова А.Р. Массовая культура: основные исследовательские подходы к определению // Знание. Понимание. Умение. 2014. № 3. Режим доступа: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2014/3/Kazharinova_Mass-Culture-Approaches (дата обращения: 10.11.2023).
Козер Л. Функции социального конфликта. М.: Идея-пресс; Дом интеллектуал. кн., 2000.
Крамкова О.В. Языковые и прагматические факторы конфликтологии // Вестн. Нижегород. ун-та им. Н.И. Лобачевского. 2011. № 6 (2). С. 332–335.
Лукина М.М., Толоконникова А.В. Конфликт в повестке дня российских информационных агентств: исследование в контексте конструктивной журналистики // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2021. № 5. С. 27–50. DOI: 10.30547/vestnik.journ.5.2021.2750
МакКуэйл Д. Журналистика и общество: учеб. пособие. М.: МедиаМир; Фак. журн. МГУ, 2013.
Орлов М.О. Конфликтогенный потенциал социальной коммуникации в цифровую эпоху // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Философия и конфликтология. 2019. № 35 (3). С. 485–496. DOI: 10.21638/spbu17.2019.308
От теории журналистики к теории медиа. Динамика медиаисследований в современной России: колл. моногр. / под ред. Е.Л. Вартановой. М.: Изд-во Моск. ун-та; Фак. журн. МГУ, 2019.
Проблематика СМИ: Информационная повестка дня: учеб. пособие для студентов вузов / под ред. М.В. Шкондина, Г.С. Вычуба, Т.И. Фроловой. М.: Аспект Пресс, 2008.
Салихова Е.А., Вартанов С.А., Гладкова А.А., Дунас Д.В. Алгоритмические рекомендательные системы и цифровые медиаплатформы: теоретические подходы // Информационное общество. 2022. № 6. С. 84–95. DOI: 10.52605/16059921_2022_06_84
Смирнова О.В., Шкондин М.В. Исследования медиа и журналистики в контексте конфликтологии: системно-теоретические аспекты // Вопросы теории и практики журналистики. 2021. Т. 10. № 1. С. 5–21. DOI: 10.17150/2308-6203.2021.10(1).5-21
Тилли Ч. От мобилизации к революции. М.: ИД НИУ ВШЭ, 2019.
Bennett W. J. (1996). The Book of Virtues. New York: Simon & Schuster.
de Bens E. (ed.) (2007) Media Between Culture and Commerce. Chicago: University of Chicago Press.
Epstein S. (1973) The Self-Concept Revisited: Or a Theory of a Theory. American Psychologist 28 (5): 404–416. DOI: 10.1037/h0034679
Nordenstreng K. (2004) Ferment in the Field: Notes of the Evolution of Communication Studies and its Disciplinary Nature. Javnost – The Public 11 (3): 5–18.
Siebert F.S., Peterson T., Schramm W. (1963) Four Theories of the Press. Urbana and Chicago: University of Illinois Press.
van Dijk. T. (2008) Discourse and Power. London: Palgrave Macmillan.
Дата поступления в редакцию: 04.12.2023
Дата публикации: 20.12.2023
